100 и 1 день войны - Страница 14


К оглавлению

14

Славик понял этот немой вопрос во взгляде своего пилота.

— Тысячу двести семьдесят кило. Почти полная боевая. Я недобрал для запаса мощности. Горы всё–таки.

Вадим кивком подтвердил своё согласие, и нажал кнопку теста индикатора топливомера. Стрелки переднего и заднего бака, словно крылышки бабочки опали вниз до «ноля», затем медленно поднялись до истинного уровня топлива в баках. Топлива должно было хватить на 2 часа работы. Если будет мало, можно было сбросить с пилонов две пусковые установки с НАР, и получить ещё 20 минут полёта. Но это в крайнем случае.

— Запуск ВСУ.

Техник показал большой палец.

Вспомогательная силовая установка запустилась как всегда — быстро, без

вибраций. Показатели оборотов и температура секунд за десять достигли нормы. Можно было запускать турбины. В дверном проёме рядом с головой техника появилась голова начальника штаба.

— План на АБРИС смотрел?

— На запуске турбин посмотрю и сверюсь, — ответил Вадим, пристёгивая себя ремнями к креслу, затем включил систему аварийного покидания ВС, и тут же — систему пожаротушения.

— Готов. От винта!

— Хорошо. Поднимай.

Техник одобрительно улыбнулся, одобрительно хлопнул пилота по коленке.

— Давай, командир.

Славик закрыл дверцу и раскрытой ладонью несколько раз ударил по стеклу блистера.

Переключив питание с пускача на внутреннее, Вадим повременил с запуском двигателей, ожидая, пока обслуга аэродромного пускача, отключит силовой кабель от вертолёта, смотает его и подберёт штангу. Когда «урал» отъезжал, несущий винт вертолёта медленно начал раскрутку. В шлеме, в герметичной кабине вой запускаемой турбины воспринимался легко. Снаружи же он был почти оглушительным. Показатели приборов запущенной турбины, поначалу зашкалив, провалились в норму. Запуск второй турбины был уже не слышен, и весь процесс можно было контролировать по приборам.

Перед тем, как приступить к ознакомлению с планом полёта на АБРИС, Вадим запустил на бортовых часах отсчёт времени полёта, отстроил «0» на альтиметре, выставил в ноль индикатор командный пилотажный (ИКП). Руки, с привычной сноровкой быстро включали необходимые устройства и комплексы.

Осмотрев пространство возле машины, Вадим увидел, что за границей вращающих винтов, в вихрях плотного воздуха стояли техник и начальник штаба. Самойлов поднял руку, показывая вверх, затем указал на часы. Да, было уже пора идти на маршрут. Конвой вот–вот должен был войти в ущелье, чтобы продолжить опасный путь в горах, готовых в любой момент взорваться коротким боем с неожиданной засадой.

Отсвет проблескового маяка медленным пульсом бил по фигурам боевых товарищей. Они волновались и за него, и за машину, и за выполнение непростой боевой задачи, и за конвой с самоходками, маршем идущий на новые позиции в опасных, сумрачных горах. Но что значат их переживания против той массы ответственности, которая навалилась на Вадима, едва он оказался в вертолёте, готовому к боевому вылету. Ничего.

Отстегнув верхний клапан планшета, привязанного к правому бедру, Вадим быстро сверил план полёта с внесёнными данными в АБРИС. Всё совпадало. Короткая, «холодная» поверка вооружения, и можно уже подниматься в воздух.

«Март, 233: готов к рулению».

«233, Март: тебя понял. Отмена рулению. Взлёт с места после контрольного висения. Ветер два на один восемь семь, облачность один на один пять два нуля, температура за бортом один четыре. Разрешаю сразу выход на маршрут».

«Март, 233 тебя понял. Поднимаю».

Поставив автомат контроля оборотов турбин в режим «автомат», Вадим поднял вертолёт метра на два над бетоном площадки. Немного подняв ручку шага винта, он создал воздушную подушку под машиной и отрицательным тангажём быстро подскочил на пятьдесят метров. Радиовысотомер продолжал пищать, предупреждая о малой высоте. Немного увеличив угол тангажа на пикирование, Вадим стал медленно набирать высоту и скорость. По плану скорость в горах и предгорье не должна была превышать порога в 150–160 километров в час, высота — не более 300 метров, так как необходимо было внимательно просматривать поверхность земли на маршруте следования конвоя. В рассветную или вечернюю пору эта высота должна была быть меньшей. День приходит в горы гораздо позже, и утренний сумрак долго липнет к склонам и горным обрывам, ухудшая обзор и делая полёт на малой высоте опасным. Вадиму предстояло выдержать немалое напряжение полёта в сложных условиях.

Сверившись с планом, Сиверцев доложил РК:

«Март, 233 вышел на Первый Контроль. План. Перехожу на Навал».

«233, Март принял. Конец связи».

«Конец связи».

«Навал, 233 на Первом. Открыл план».

Против ожидания, «Навал», ответил мужским голосом. Разочарование было недолгим. Это хорошо. Не место и не время. Хотя, впрочем, было бы неплохо: всё–таки не так одиноко в этой опасной высоте утренних гор, которые уже проступали впереди, неясной, темной массой ломая серый, бесцветный горизонт.

«233, Навал понял тебя. Отстаёшь от графика».

«Понял. График. Конец связи».

«Ирис на сетке. Конец связи».

«Ирис», позывной авианаводчика, (ПАН) конвоя самоходок. Последнее сообщение «Навала» следовало расшифровать, как то, что ПАН в конвое работает на общей с ними частоте. Что ж, это упрощало работу.

«Ирис, 233 на подходе».

«233, Ирис тебя понял. Спасибо за работу. Мы вышли на Третий контроль». «Понял. Третий контроль. Время подхода пять минут». «Ожидаем». «Конец связи». «Конец связи».

14