100 и 1 день войны - Страница 23


К оглавлению

23

За пылью можно было различить ещё пару пожаров. Горели автомобили. Одна из самоходок дымилась. Остальные были неподвижны. То там, то здесь мелькали фигурки бойцов. Боевики методично расстреливали из гранатомётов броню.

Вадим засёк три позиции ракетчиков, и построил линию атаки таким образом, чтобы за один заход, поочерёдно ударить по всем намеченным целям.

Турбины, кажется, вышли на нормальный режим работы. Все бортовые системы работали, как положено. Ка‑50, как и кошку, девятая смерть добьёт! Этот факт добавил Вадиму боевой азарт. Война, так война! Чем мы хуже? Они нас, мы их и чья возьмёт? Хрен вам винтом на …пу!

Короткая «отсчечка» скупо дозировала НАРы парами. Боевой заход был построен выгодно. Две пары ракет накрыли первую намеченную цель. На вторую цель достаточно было и одной. Несколько тёмных тел выбросило из укрытия за камнями и распластало по осыпи. Последняя цель решила не испытывать судьбу. Бандиты, как горные козлы запрыгали по камням, пытаясь выйти из зоны поражения. Но их судьбы сегодня были завершены. Когда опустели блоки НАР, цель и место вокруг неё было охвачено плотным облаком дыма от разрывов.

Уже выйдя из атаки, разворачиваясь над дымной Красной Поляной, Вадим понял, что всё это время не слышал однообразные, монотонные запросы «Навала».

«Навал, 233‑й на связи. Веду бой».

«233‑й, Навал. Выходи из боя. Работай возврат на точку».

«Навал, 233‑й: повтори! Не понял тебя!»

Он не мог выйти из боя. Тем более сейчас, в этот самый момент. Никак не мог. Там, внизу, сжигаемый гранатомётами, затиснутый на пятачке между обрушенными мостами, погибал артдивизон, и его, Вадима, «акула» могла помочь им выжить, увидеть завтрашний день.

«233‑й, Навал: повторяю — выход из боя и отход на точку. Как понял? Доложи выполнение!»

Какое, нахрен, выполнение, когда ещё есть сотня фугасных снарядов и нетронутый запас бронебойных?

«233‑й, Навал: немедленно выходить из боя и возврат на точку. Как понял? Доложи, мать твою!»

Он узнал голос Бати, командира отряда. Это отрезвило, задавило безрассудный азарт. Топливо было на исходе. Надо было возвращаться.

«Понял, тебя, Навал. Беру домой. Выхожу из боя».

«Вот… вот так–то… Отлично. Ожидаем. 233‑й, Навал. Конец связи».

«Навал, 233‑й. Конец связи».

Но, как говаривал один из преподавателей Вадима в лётном училище, при желании, уходя, можно и в пустыне громко хлопнуть дверью.

Скользя боком, и держа в секторе прицела горные склоны, где укрылся противник, Вадим отстрелял весь боезапас пушки, целясь по малейшей подозрительной тени или движению. 30‑мм снаряды срезали могучие сосновые стволы, словно спички. Пару деревьев, покатились вниз по склону. Несколько боевиков пытались уйти с их пути, но были размазаны по камням. Что ж, и в слепом отчаянии есть капля удачи.

Что–то обожгло левую ногу. Проведя рукой над коленкой, затем посмотрев на ладонь, Вадим увидел кровь. Боль была резкой, но быстро прошла. Нога работала хорошо. Планшетка, привязанная к левому бедру, была изодрана. Чем же это его так достали? Короткий осмотр показал, что разбито верхнее светосигнальное табло. Разбираться было некогда. Краем глаза, уже находясь на маршруте, Вадим увидел пуск ракеты. Дымный след, доворачивая в его сторону, шёл от горы на Восточном склоне ущелья.

Щедрый сброс тепловых ловушек и отчаянное пикирование к земле. В голове набатом гремел отсчёт: «двести два», «двести три», «двести четы–ре», «двести пять»… На пятой секунде ракета взорвалась, ухватившись за горячую ловушку. Огненное облако вспухло далеко от машины, не достала «акулу» и разлетевшаяся шрапнель.

Чёрт! Всё куда более серьёзнее, чем казалось до этого момента. Горцы хорошо подготовились.

«Навал, 233‑й: был атакован «пузырьками». Ушёл с ловушками на ПМВ». «233‑й, Навал принял. Внимание всем бортам в оперативном районе. Угроза пузырьков. Повторяю: угроза пузырьков». «233‑й, Фиксатор. Спасибо, братец. Уходим на ПМВ. Дай, картинку, если можешь».

Два борта Ми‑24 прошли выше «акулы». Их тени на мгновение скользнули по «вервольфу». Вадим, если бы мог отпустить руку с ручки ППУ, перекрестился. Он не заметил вертолёты на встречном курсе. Облегчённо вздохнув, он вышел в эфир, и как мог по памяти обрисовал ситуацию с попавшим в западню артдивизионом.

7:42 утра

Баланов пытался осмотреться. Над полем боя продолжала висеть пыль. Сколько осталось в живых бойцов? С ним — только двое. Автомобиль, в котором они ехали, был перевёрнут во время взрыва мостов. Машина загорелась. Пришлось быстро выбираться. «Бэха», так сейчас надёжно их укрывшая, была единственной бронёй, где работал весь экипаж. Весь остальной личный состав дивизиона молчал. Ни стрельбы, ни криков. Стреляли только враги, укрывшись в горах, но из–за пыли их огонь был неприцельным.

Посмотрев на бойцов, притулившихся к броне, Баланов позвал:

— Гусь!

— Я командир…

— Надо снова посадить экипажи в броню… И сбросить, нахрен, этот хлам с самоходок!

— Я что ль один это должен сделать? — пресно изумился солдат, стараясь стереть с лица цементную пыль.

— А хотя бы и ты… Возьмёшь с собой бойца… Как тебя там, боец?

— Муха, — выдохнул солдатик.

— Гусь и муха… Бля, летающая пара. У вас хоть людские фамилии есть? Я, например, старшина Баланов.

— Да, старшина… Так чё делать надо?

— Воевать, боец. Воевать надо…

Что–то сильно звякнуло по броне у них над головами. Пошарив рукой вокруг в придорожном щебне, Гусь поднял металлический комочек.

23